Why the hell not
Пернатые следуют за солнцем, звери ищут лето. Роятся в голове мысли холодно-лимонными пчёлами и болезнь стукается о рёбра при каждом вдохе. Усталость вцепилась в стопы и не даёт идти вперёд... Заиндевелый рассудок. Подарите мне листья, я сплету из них крылья и полечу над водой туда, где зимует свет. Подарите мне перья, я закутаюсь в них и больше никогда не почувствую холод. Подарите мне крылья...
Липким сумерком клеется ночь и зима, ознобом прохватывает тело. Пальцы - трепетный локатор ощущений - ищут тепло. Где-то над горизонтом вспыхнуло зарево и нет его уж более. Лишь искрами танцуют спящие лучи на дне колодцев глаз в надежде на тепло, и на минуту - чутким касанием, ласковым взглядом - просачивается сквозь кожу и вьётся рядом, освещая ночь. Мир скрутился перед глазами в тугую спираль, могрнул и погас, как перегоревшая лампочка. Тело осыпалось листьями на сырой асфальт и стало как нарисованная мелками печальная рыба.
— Что общего между Богом и Шушпанчиком? — Никто не знает, как они выглядят.
— Мировой океан - это вся вода Мира? А если я водички налью в бокал, это тоже будет мировой океан?
Я отращу себе крылья - по листику, по пёрышку. Они станут сильны и я однажды перелечу океан. Млечный путь и лунная дорожка пусть будут проводниками. В ту страну, где боль и небыль. Боюсь. Я.
Под свитером дремлет пёстрый манулёныш с большими совиными глазами. Вздрагивает, поднимает янтарь-изумруды.
— Я манул. Честно.
И засыпает вновь. И тебе крылья отрастить, совушка. Что же поделать, все мы птицы Божьи, все мы летим на солнце.
Неспящие жёлтые огни за окном и одинокая тускло-прозрачная звезда.
— Где же ты, где же?...
Консервной банкой с зубастой крышкой повисла на паутине под сердцем болезнь и тихо поскрипывает. Иногда она подкатывает к горлу, иногда трясёт пальцы и никогда не спит. Она похожа на грязную городскую птицу - взъерошенную, холодную и озлобленную. В долгую зимнюю ночь, длинною в шесть месяцев, она не чувствует тепла и только крук и скрежет исходит от неё.
Подарите мне крылья...
Липким сумерком клеется ночь и зима, ознобом прохватывает тело. Пальцы - трепетный локатор ощущений - ищут тепло. Где-то над горизонтом вспыхнуло зарево и нет его уж более. Лишь искрами танцуют спящие лучи на дне колодцев глаз в надежде на тепло, и на минуту - чутким касанием, ласковым взглядом - просачивается сквозь кожу и вьётся рядом, освещая ночь. Мир скрутился перед глазами в тугую спираль, могрнул и погас, как перегоревшая лампочка. Тело осыпалось листьями на сырой асфальт и стало как нарисованная мелками печальная рыба.
— Что общего между Богом и Шушпанчиком? — Никто не знает, как они выглядят.
— Мировой океан - это вся вода Мира? А если я водички налью в бокал, это тоже будет мировой океан?
Я отращу себе крылья - по листику, по пёрышку. Они станут сильны и я однажды перелечу океан. Млечный путь и лунная дорожка пусть будут проводниками. В ту страну, где боль и небыль. Боюсь. Я.
Под свитером дремлет пёстрый манулёныш с большими совиными глазами. Вздрагивает, поднимает янтарь-изумруды.
— Я манул. Честно.
И засыпает вновь. И тебе крылья отрастить, совушка. Что же поделать, все мы птицы Божьи, все мы летим на солнце.
Неспящие жёлтые огни за окном и одинокая тускло-прозрачная звезда.
— Где же ты, где же?...
Консервной банкой с зубастой крышкой повисла на паутине под сердцем болезнь и тихо поскрипывает. Иногда она подкатывает к горлу, иногда трясёт пальцы и никогда не спит. Она похожа на грязную городскую птицу - взъерошенную, холодную и озлобленную. В долгую зимнюю ночь, длинною в шесть месяцев, она не чувствует тепла и только крук и скрежет исходит от неё.
Подарите мне крылья...
Мне правда нравится, как ты умеешь это выражать в словах.
как здоровье твоё?
Здоровье по-разному, хотя в принципе примерно без изменений. Правда я потихоньку пытаюсь на это наплевать и вернуться к учебной и культурной жизни, с переменным успехом)